Звёздная бирема «Аквила». Мятеж - Страница 108

108

Хладнокровие Квинта Марция объяснялось очень просто. Правильный ответ зависит от правильности вопроса — вот и весь секрет. Луций же Антоний все время спрашивал не о том. И должно быть, ему в голову не приходило, что один из Марциев может хотеть летать. Редкий дефект, сложно уловимый.

— Чему ты улыбаешься, Квинт Марций?

— Обнаружил вдруг, что мне нравятся твои тесты, — молвил префект. — Втянулся, наверное.

«А ведь и в самом деле, если… нет, когда мы сбежим вместе с Ацилием, то совсем без психокорректора станет даже как-то одиноко», — подумалось ему. Смех смехом, а Луций Антоний был единственным человеком, который действительно интересовался внутренним миром командира манипулариев биремы «Аквила».

***

Наверное, в какой-то другой, параллельной жизни Луций Антоний с Квинтом Марцием стали бы друзьями. Оба любили книги и уединение, оба посвящали редкие дни отдыха путешествиям с элементами выживания. Собственно, получив личное дело префекта «Аквилы», Антоний несказанно обрадовался, решив, что сумеет поладить с родственной душой. И если с дружбой ничего не вышло, то работать с Квинтом Марцием было одно удовольствие. Лучшего подопечного сложно представить — внимательный, серьезный, исполнительный. Марции, они ведь очень разные бывают, среди них полно резких в словах и поступках упрямцев, чью разрушительную энергию следует направлять в созидательное русло. Ментаты среди Марциев тоже не редкость, и работать с ними сплошное мучение. Но только не с Аквилином. Антоний нарадоваться не мог, и долгое время считал блестящую карьеру командования биремы отчасти своей личной заслугой. Да, да, да — это он порекомендовал Ливии завести ручного сцинка, а Квинту — наладить связь с гетерой. Он сглаживал конфликты между префектом и навархом, он их мирил, выслушивал жалобы и удерживал тончайший баланс симпатий-антипатий. И всё было так хорошо. Эх!

После ухода префекта Луций Антоний полностью отключил проекции, оставшись в пустой белой комнате. Так ему лучше думалось, тем паче было о чем. Сроки сдачи очередного отчета поджимали, а ясности в деле Аквилинов по-прежнему не наблюдалось. О чем писать руководству, если он не может гарантировать стопроцентной лояльности командного состава? Ливия Терция — не просто пилот, она… Она — Ливия! А Квинт Марций не просто еще один из Марциев, он — ментат с высоким эмпатическим потенциалом. И то, что они каким-то чудом преодолели естественный барьер неприязни, означает, что их объединила не эмоция, а Идея.

Написать об это в отчете все равно, что собственноручно убить Аквилинов. Во всяком случае, Ливию Терцию так точно. Потому что проблема в Марции, и только в нём. Ливия — на своем месте, она на этой проклятой станции единственная, кто по-настоящему счастлив. Если не считать гетер и амикусов.

Когда все время работаешь с людьми в той или иной степени странными, а порой и откровенно ущербными в плане психики, то очень быстро приходишь к выводу, что нет ничего важнее душевного спокойствия и ощущения полноты жизни. Любая гетера не просто точно знает, что это такое, она от рождения до смерти живет в гармонии с собой и миром. И пусть достигается этот эффект глубоким вмешательством в нейрохимию, влекущим за собой перестройку личности, но результат впечатляющ. В постоянных научных спорах, тянущихся вот уже век между лабилистами (лат labilis— скользящий, неустойчивый) и регидистами (лат. rigidus— жёсткий, твёрдый) Антоний придерживался точки зрения последних. Кому, как ни ему, время от времени подписывающему вердикт о ликвидации непригодного генетического материала и его носителя, понимать, что иногда лучше пожертвовать частью свободы личности, но сохранить самого человека. Ради других его не менее полезных качеств и способностей.

Видят маны и лары, жестоко дарить людям крылья в их разуме и при этом оставлять двуногими пешеходами. Зачем Ливии Терции политические убеждения, художественный вкус и любовь к математическим ребусам? На кой ей эмоциональная привязка к сцинку, без которой женщина будет физически страдать? Почему её обязательно должен немного раздражать командир корабельных манипулариев?

А ведь решение такое простое: закон, проведенный через Сенат, и на его основе — директивы для руководства репродукционных центров. А потом подождать всего каких-то два-три поколения, и большинство навархов будут столь же эффективны, как Ливии, но при этом безмятежно счастливы на своих кораблях, как любая из гетер. И никаких сомнений в лояльности.

Однако твердолобые квириты с упорством, достойным лучшего применения, рубили подобные проекты на корню еще на стадии внесения на рассмотрение. «Нам не нужны клоны и андроиды! В Республике будут жить только полноценные люди со свободной волей!» — упирались сенаторы. Как будто и в самом деле понимали принципиальную разницу между клонированием, созданием человекоподобных роботов и зиготной коррекцией личности.

Консерваторов тоже можно понять. Долгая и кровавая история человеческих цивилизаций обитаемой части галактики знала примеры, когда ученые заигрывались в богов, и чем это заканчивалось для миллиардов людей. Запрету на создание клонов уже девять веков, между прочим, и вовсе не без веских причин.

Хотя если взять Ливию Терцию и представителей её немногочисленной фамилии, то даже очень узкому специалисту сложно отыскать ту грань, которая делает наварха «Аквилы» свободнее и полноценнее прирожденных лигариев. И всё же она есть — Ливии слишком непредсказуемы для людей, чья зигота подверглась вмешательству на стадии, предшествующей первому дроблению.

108