Звёздная бирема «Аквила». Мятеж - Страница 124

124

И чтобы у Кассии не возникло сомнений, приставил оружие к затылку Антония.

— Считаешь, так я буду чувствовать себя увереннее? — спросил тот с нескрываемой иронией.

Префект ответил в той же глумливой тональности.

— Не обижайся, Луций. Считай «гладий» моей маленькой страховкой от фатальной случайности. Сам понимаешь, нам теперь обратной дороги нет, — молвил он, точно детскую песенку пропел, ласково эдак.

Без Гая Ацилия Куриона они с Ливией — преступники, поднявшие мятеж в тылу, а с ним — истинные республиканцы и патриоты. Вот и вся разница.

— Какой ты недоверчивый, Аквилин.

— Мы, Марции, все такие, забыл?

— Да делай уже инъекцию! — рявкнул Гай Ацилий.

Он инстинктивно прижался ногой к ноге Кассии, и в какой-то неуловимый момент весь обмяк, едва не свалившись со стула. Но — нет, то была не смерть.

Освобождение. Невыносимо сладостное, словно самый пик любовного экстаза. Так всегда бывает, когда острая боль, боль, от которой стучат в ознобе зубы и бросает в холодный пот, вдруг исчезает. Сколько раз раненая, а потому орущая на высокой ноте Кассия, получив спасительную инъекцию мощного армейского анальгетика, начинала вдруг хохотать во всё горло.

Вместе с резко оборвавшейся болью исчезло зудящее чужое присутствие где-то под сводами черепа, и в мыслях Кассии воцарилась тишина. Только собственные мысли, только свои эмоции, только Кассия Фортуната из Игнациевой трибы. И больше ни-ко-го.

Девушка во все глаза уставилась на Гая Ацилия, будто увидела его впервые. Порывисто подалась вперед и схватила патриция за руку.

— Осторожнее, сумасшедшая! — охнул техник, который едва начал накладывать швы.

Но Кассия хотела убедиться, что её бывший напарник действительно существует, что он есть без нескончаемой головной боли, и в свою очередь — не её порождение.

— Слышь, Ацилий, не молчи, скажи что-нибудь. Хоть словечко. Скажи…

Патриций, тоже, по всей видимости, наслаждавшийся тишиной в своей голове, вздрогнул.

— Я здесь. А ты?

— Я тоже, — осторожно, словно улыбка могла вернуть все обратно, прошептала Кассия. — И знаешь…

— Да не вертись, рядовая, дай медбрату тебя зашить, — перебил её Луций Ицилий, которому очень уж не терпелось выдворить из своей вотчины всех посторонних, особенно, если они то и дело целятся друг в друга из «гладиев».

И, поразмыслив еще пять секунд, Кассия передумала объяснять Гаю Ацилию, что теперь, когда всё кончилось, когда их освободили, ей всегда будет чего-то не хватать. Нет, не боли или бессонницы, а чего-то такого… о чем ведают только лигарии и больше никто. Наверное, возможности летать через червоточину? И пока над ней колдовал техник, размышляла лишь о том, как бы опробовать свой нейро-эйдентический парадокс в деле, раз уж он никуда не исчез, и снова услышать чарующую песню туннеля между складками пространства.

На прощание Ицилий вкатил уже бывшим лигариям по дозе успокоительного и отправил обоих отдыхать. Кассия, не понаслышке знакомая с непреодолимой силой препаратов из армейской аптечки, тут же принялась зевать, но патриций держался молодцом. Так, во всяком случае, посчитал контубернал Квинта Марция, посланный сопроводить почетных беглецов в каюту.

— А меня, стало быть, в карцер? — не сдержался и полюбопытствовал Антоний у префекта.

— Ни в коем случае, — возразил тот. — Ты ведь не военнопленный, ты остался на «Аквиле» добровольно, забыл? Располагайся, где пожелаешь, в жилом отсеке еще осталось несколько свободных коек.

Из центурий ему уже доложили об успешном размещении всех ремонтников, волей случая оказавшихся на борту мятежной биремы. Никто из них особо не сопротивлялся радикальным изменениям в судьбе, что не удивительно. Люди, всю жизнь работающие на отдаленной станции в пограничной звездной системе, как правило, оказываются настоящими фаталистами.

— А не боишься, что я начну агитировать против Гая Ацилия? — спросил мятежник поневоле.

Вопрос был с подвохом, и Квинт Марций, поняв это, снисходительно улыбнулся. Впервые с тех пор, как «Аквила» покинула Цикуту.

— Я не боюсь, а ты не начнешь, Луций Антоний. А все потому, что я полностью уверен в Аквилинах, а ты, мой благоразумный друг, по сути своей не каратель, а исследователь. И не гляди на меня так удивленно, не надо! — отмахнулся префект. — Ты десять лет изучал меня, а я — тебя.

Из уст дефектного Марция признание прозвучало почти насмешкой над профессионализмом полномочного психокорректора.

— Ты так уверен?

— Нет, вовсе нет. Но убежден, что истина, каковой бы она ни оказалась, для тебя, Антоний Цикутин, важнее, чем доказательство лишь своей правоты. Конечно, я могу и ошибаться, но ты ведь отлично знаешь, что Курион прав. А если еще этого не понял, то просто понаблюдай за мной и Ливией. Ведь именно поэтому ты здесь.

Чрезмерное увлечение префекта «Аквилы» чтением все же оказалось не просто странностью, а серьезным симптомом, вынужден был признать Антоний. Одно дело листать не обременяющие мозг лишними мыслями писульки гетер, а другое дело — вникать в тексты Плутарха. Привычка думать бесследно для организма не проходит.

Тем временем вернулся контубернал и принялся бродить вокруг беседующего командира широкими кругами. Квинт Марций ненавидел, когда его разговор перебивали вне ситуации боевой тревоги.

— Хорошенько тебе отдохнуть, Антоний, — наконец-то префект подвел черту под диалогом и переключился на порученца: — Как дела у благородного Гая Ацилия и его достойной спутницы?

124