Кассия готова была поклясться, что виртуальный любимец слушал её несвязный бред очень внимательно. Как человек. Как, например, Гай Ацилий.
— Ты, кстати, ему задолжал, милый Руфус. Кабы не мой патр… напарник, то Марк Марций уже стер бы весь наш мир. Когда-нибудь я приведу Гая познакомиться. Он, конечно, ужасный сноб и надменная сволочь, но зато умный и… красивый. Почти такой же красавчик, как ты, только блонди-и-инчик натуральный. Мне бы радоваться…
Лис склонил голову, разглядывая девушку золотыми глазами. Мол, продолжай, расскажи, в чем беда, облегчи душу.
— Мне бы радоваться — такой сладкий патриций под боком. А он… Он все время в моей голове, такой вот Внутренний Ацилий. Вот здесь, — Кассия постучала костяшками пальцев по собственному затылку. — Он, как заноза под ногтем, как крошка в штурмовой калиге, как катетер в вене. Но эти его стихи… Сейчас, там в реальности, мы лежим на лужайке в дендрарии, моя голова у него на коленях, и Гай читает на память. «Черные я паруса повешу на зыбкую мачту, пусть всю горесть мою, пожар скорбящего сердца…» Кажется, так. И знаешь, что самое забавное, Руфус? Книги у него отобрали, а стихи все равно остались в голове. А у меня есть ты. Как думаешь, я не сойду с ума? — жалобно пропищала бывшая манипулария, кулаком размазывая по щекам несуществующие слёзы. — Ну вот. Я уже и вирте реву, как сопливая малявка из яслей… Извини, лисенок. Не буду тебе надоедать.
У Кассии оставалось еще четверть часа, и она решила побродить по вечернему лесу, не думая ни о чем. Пусть еще пятнадцать восхитительных минут у неё будет только скрип снега под ногами и морозный воздух.
— Пока, Руфус. Не скучай. Я обязательно вернусь.
К ночи у обоих лигариев началась лихорадка: подскочила температура, ломило в костях, и уже традиционно болела голова. Но и это не беда, если бы не навалившаяся бессонница. У Кассии вообще не получалось даже три минуты полежать спокойно. У соседней стены безостановочно вертелся на своей постели Ацилий. И добро б только снаружи, но он же еще и в мозгах ворочался. От ментального ёрзанья у лигарии нестерпимо чесались уши и нёбо. Приходилось себя сдерживать, чтобы не разодрать ушные раковины до крови.
Наконец, не выдержав, Кассия вскинулась на постели.
— Гай, я так с ума сойду к утру. Всё чешется, болит, ломит, крутит. Надо что-то делать. Придумай что-нибудь. Ты же умный.
— Угу, — помолчав немного, ответил Ацилий и тоже сел, не без труда выпутавшись из простыни. — Ну, давай подумаем… Тебя тоже знобит?
— То жарко, то холодно. Только укутаюсь, сразу в пот бросает, лишь раскроюсь — зубы так и стучат, — жалобно скулила девушка, раскачиваясь из стороны в сторону.
— Можно попробовать сдвинуть кровати, — почесав затылок, предложил он. — Если по отдельности нам так плохо, то и рядом хуже вряд ли станет. Интересно, они не привинчены?
— Их даже сдвигали уже. На полу царапины остались. Наши предшественники вместе спали, я думаю.
— Ага-а… — патриций встал, борясь одновременно и с простыней, и со внезапной неловкостью. Обычно его соседство в одной постели с женщиной подразумевало исключительно секс, но с Кассией… Несмотря на предварительное обсуждение такой возможности, насчет Кассии у него оставались сомнения. — Ну, тогда кресла к той стене… а мою кровать сюда. Только, видишь ли, Кассия… — он ненадолго замялся. — Я не привык спать в одежде. Некомфортно, и вообще… Тебя не слишком смутит?.. — и поспешил оговориться, чтобы девушка не восприняла это как домогательство: — Я завернусь в простыню!
— Да я знаю, что ты без трусов спать любишь, — доверительно сообщила напарница. — А я привыкла в белье. Служба не располагала, как бы.
— Ну, здесь нас вряд ли поднимут по тревоге, — решил разрядить обстановку шуткой Ацилий, пытаясь одновременно и кровать передвигать, и простынку придерживать, чтоб не соскользнула ненароком и не явила его напарнице во всей, так сказать, красе. Глупее щеголяния с голой задницей было бы только поспешное на оную задницу натягивание белья. — Готово!
Он поспешил улечься и подвинулся, приглашающе похлопав ладонью по совместному ложу: — Давай, присоединяйся. Тут не тесно.
Она, дрожащая от озноба, тут же скользнула в кровать и прижалась к напарнику.
— Ух, какой ты теплый! Хорошо-то как.
Ацилий, не раздумывая, подсунул руку ей под голову, чтобы прижиматься было удобней. И возразил:
- А мне кажется, это ты вся горишь. Ну? Кажется, так лучше?
— Угу. А тебе?
— Значительно, — кивнул Курион. И верно — близость крепкого горячего тела напарницы подействовала на него ободряюще. Не только дрожь утихла, но и определенный интерес к жизни проснулся.
- Тебе действительно удобно в этой майке? — спросил он, осторожно проведя пальцем по лямке, туго впившейся в смуглое плечо Кассии. — По-моему, довольно грубое белье. Должно раздражать кожу. Может быть, попробуешь последовать моему примеру, хотя бы частично?
«Интересно, это то самое, о чем я думаю, или у патрициев все по-другому работает?» — задалась резонным вопросом Кассия и, решив, что тому, о чем она только и думает, как только посмотрит на губы и твердый подбородок напарника, майка может только помешать, без лишних просьб её сняла.
Последние несколько дней и теперь, уже лежа в объятиях, девушка мучительно размышляла о том, как бы поделикатнее напомнить Ацилию о недавнем уговоре. Понятное дело, что им пока как-то не до близости было. Гай не настаивал, да и ей после коннекции все больше подремать хотелось. Вот только второй по счету переход через червоточину сделал их ментальную чувствительность еще сильнее. Пора было переходить к плану «С».